Fa-mi-re-do Sol – Sol
28 december 2017, 12:18
Балет невылупившихся птенцов
- Ты жив, Станислав Каролевич? – не открывая глаз, спросил Иван Никитич.
- Жив, – ответил Станислав Каролевич, воскресая.
- Шубур-шубур-шу... – монотонно бубнила солома, двигаясь в телеге всем телом, грея гусей, грея Самуэля Гольденберга и Шмуйле, всех без разбору грея и томясь от переполняющей ее любвеобильности в те редкие моменты, когда греть было некого.
Очухавшись, гуси поискали гнома Варвару. Не нашли и не особенно огорчившись, опять заснули, чувствуя слабость от недавней кончины.
…
Кто ни разу не видел, как вылупливаются гномы из куриных яиц, не поверит мне и будет смеяться:
- Ой, я вас умоляю... в куриных яйцах не водится никого кроме кур! – Самуэль Гольденберг крутит раскрытыми ладошками, словно уши остужает. – Вам бы рассказывать свои сказки в тех местах, где слушают всякие глупости; мне подсказать дорожку или найдете сами? Шмуйле, покажи дяде, где теперь живет тетя Клара, разговаривающая с горшками и ведрами.
- Хи-хи... – смеется Шмуйле.
- Я живу уже совсем не первый год, – продолжает Самуэль Гольденберг, – и не задумываясь вижу, что вы хотите ехать на телеге и не хотите идти пешком. Почему, спрошу я вас, не пряча проблему в дальний карман, вы начинаете разговор настолько издалека, что нельзя разглядеть темы?
- Ц-ц-ц... – цокает Шмуйле; речь Самуэля Гольденберга ласкает Шмуйлин слух.
- Другое дело, если вы умеете играть на виолончели... вы умете играть на виолончели? – казалось, что в Самуэля Гольденберга неожиданно вселился какой-то бес: он заставлял его свернуть с темы тети Клары и перейти совсем в ни туда. – Я спрашиваю вас простой вопрос... – с усилием ворочая языком, продолжает Самуэль Гольденберг, – и удивляюсь, что ответ не лежит передо мной...
- Да, я умею играть на виолончели, – ответил я.
И тут мы все в первый раз услышали эти странные звуки: «смычок возится на струнах, или скрипка трется о смычок?», – хорошо было бы подумать над этой загадкой, но звуки повторились... и опять повторились.
…
- Иван Никитич! – строго сказал Станислав Каролевич. – Мне кажется, что вы по неосторожности высидели яйца!
Иван Никитич отпрянул, будто на картошке горячей очутился. Яйца и вправду вели себя странно – они дергались, прыгали и время от времени грозили всему миру крошечными кулачками, показывающимися из пробитых в скорлупе дыр.
И тут началось.
Во-первых, появился гном Варвара, оказывается никуда не подевавшийся, а все время таившийся в сене. Варвара колдовала так:
- водила руками из стороны в сторону, причем воздух вокруг рук делался горячий и парный;
- что-то шептала дикое и невнятное;
- смотрела глазами сразу в четыре стороны (как, не понятно, но факт есть факт: смотрела).
Во-вторых, на телеге творилась явная чертовщина:
- Самуэль Гольденберг непослушными руками достал из футляра скрипку и тут же завел прегадостную мелодийку, с какими-то подскоками и дразнящими ужимками;
- Шмуйле, догоняя, вторил ему на альте, продолжая хихикать, что выглядело вдвойне неприятно из-за полного отсутствия смычка – Шмуйле обходился одним пальцем: «пиц-пиц-пиц-пици-като-като-като-като», – звучало у него;
- не знаю, зачем понадобился я, – мои короткие реплики на виолончели пытались вписаться в эту вакханалию, но вписывались с трудом;
- а из корзины, разбивая до конца скорлупу, полезли мятые карлики гномов; каждому, стоило ему появиться на свет, Варвара мигом надевала на голову крошечный красный колпачок, и гном – голый, сморщенный, единственно в колпачок одетый – бесновался в сене, то ли пытаясь вырасти, то ли выплясывая некий гномий танец, положенный при рождении.
Гуси – Иван Никитич и Станислав Каролевич – с телеги сбежали в ужасе; прибились к волам, и теперь спрашивали их тихонько:
- Это что ж такое творится-то, братцы?! – спрашивал Иван Никитич.
- Бардак! Бардак и дремучее варварство! Всегда у вас так? – вытянув шею негодовал Станислав Каролевич, стараясь говорить негромко, но с артистическими придыханиями.
А волы что? Волы молчали. Им это все вообще мимо: кнут – иди, нет кнута – стой. Все просто.
https://www.youtube.com/watch?v=m1HPBDQvLNA
- Ты жив, Станислав Каролевич? – не открывая глаз, спросил Иван Никитич.
- Жив, – ответил Станислав Каролевич, воскресая.
- Шубур-шубур-шу... – монотонно бубнила солома, двигаясь в телеге всем телом, грея гусей, грея Самуэля Гольденберга и Шмуйле, всех без разбору грея и томясь от переполняющей ее любвеобильности в те редкие моменты, когда греть было некого.
Очухавшись, гуси поискали гнома Варвару. Не нашли и не особенно огорчившись, опять заснули, чувствуя слабость от недавней кончины.
…
Кто ни разу не видел, как вылупливаются гномы из куриных яиц, не поверит мне и будет смеяться:
- Ой, я вас умоляю... в куриных яйцах не водится никого кроме кур! – Самуэль Гольденберг крутит раскрытыми ладошками, словно уши остужает. – Вам бы рассказывать свои сказки в тех местах, где слушают всякие глупости; мне подсказать дорожку или найдете сами? Шмуйле, покажи дяде, где теперь живет тетя Клара, разговаривающая с горшками и ведрами.
- Хи-хи... – смеется Шмуйле.
- Я живу уже совсем не первый год, – продолжает Самуэль Гольденберг, – и не задумываясь вижу, что вы хотите ехать на телеге и не хотите идти пешком. Почему, спрошу я вас, не пряча проблему в дальний карман, вы начинаете разговор настолько издалека, что нельзя разглядеть темы?
- Ц-ц-ц... – цокает Шмуйле; речь Самуэля Гольденберга ласкает Шмуйлин слух.
- Другое дело, если вы умеете играть на виолончели... вы умете играть на виолончели? – казалось, что в Самуэля Гольденберга неожиданно вселился какой-то бес: он заставлял его свернуть с темы тети Клары и перейти совсем в ни туда. – Я спрашиваю вас простой вопрос... – с усилием ворочая языком, продолжает Самуэль Гольденберг, – и удивляюсь, что ответ не лежит передо мной...
- Да, я умею играть на виолончели, – ответил я.
И тут мы все в первый раз услышали эти странные звуки: «смычок возится на струнах, или скрипка трется о смычок?», – хорошо было бы подумать над этой загадкой, но звуки повторились... и опять повторились.
…
- Иван Никитич! – строго сказал Станислав Каролевич. – Мне кажется, что вы по неосторожности высидели яйца!
Иван Никитич отпрянул, будто на картошке горячей очутился. Яйца и вправду вели себя странно – они дергались, прыгали и время от времени грозили всему миру крошечными кулачками, показывающимися из пробитых в скорлупе дыр.
И тут началось.
Во-первых, появился гном Варвара, оказывается никуда не подевавшийся, а все время таившийся в сене. Варвара колдовала так:
- водила руками из стороны в сторону, причем воздух вокруг рук делался горячий и парный;
- что-то шептала дикое и невнятное;
- смотрела глазами сразу в четыре стороны (как, не понятно, но факт есть факт: смотрела).
Во-вторых, на телеге творилась явная чертовщина:
- Самуэль Гольденберг непослушными руками достал из футляра скрипку и тут же завел прегадостную мелодийку, с какими-то подскоками и дразнящими ужимками;
- Шмуйле, догоняя, вторил ему на альте, продолжая хихикать, что выглядело вдвойне неприятно из-за полного отсутствия смычка – Шмуйле обходился одним пальцем: «пиц-пиц-пиц-пици-като-като-като-като», – звучало у него;
- не знаю, зачем понадобился я, – мои короткие реплики на виолончели пытались вписаться в эту вакханалию, но вписывались с трудом;
- а из корзины, разбивая до конца скорлупу, полезли мятые карлики гномов; каждому, стоило ему появиться на свет, Варвара мигом надевала на голову крошечный красный колпачок, и гном – голый, сморщенный, единственно в колпачок одетый – бесновался в сене, то ли пытаясь вырасти, то ли выплясывая некий гномий танец, положенный при рождении.
Гуси – Иван Никитич и Станислав Каролевич – с телеги сбежали в ужасе; прибились к волам, и теперь спрашивали их тихонько:
- Это что ж такое творится-то, братцы?! – спрашивал Иван Никитич.
- Бардак! Бардак и дремучее варварство! Всегда у вас так? – вытянув шею негодовал Станислав Каролевич, стараясь говорить негромко, но с артистическими придыханиями.
А волы что? Волы молчали. Им это все вообще мимо: кнут – иди, нет кнута – стой. Все просто.
https://www.youtube.com/watch?v=m1HPBDQvLNA
0
Comments (0)
