Fa-mi-re-do Sol – Sol
29 december 2017, 13:05
Samuel Goldenberg und Schmuÿle
Прозорливый Иероним Босх уже это изображал: едет телега, в ней гуси – Иван Никитич и Станислав Каролевич (ну, хорошо, пусть чудовище с дудкой и сова – прозорливость имеет свои границы), гном Варвара, Самуэль Гольденберг со Шмуйлей и ваш покорный слуга (да не смотрите вы картинку... поверьте на слово); во главе процессии два вола – Лопа и Попа. Про рыб двуногих и прочую гадость Босх от скуки навыдумывал, и ни в какую преисподнюю все это не движется; на рынок едем, в Лиможск: евреи гусей продавать, гуси продаваться, Варварино ремесло всем известно – тибрить, а я за компанию, так сказать, процессиальным летописцем (пускай такое существует, не убудет ни с языка, ни со всеядных ведомственных реестров: процессиальный летописец – печать, роспись и скудное жалованье).
И кого, спрашивается, не хватает? Того, кого не хватает, Самуэль Гольденберг и Шмуйле начали бояться еще дома, когда отец говорил:
- Упаси Господь вам цыгана встретить!
И оба они трепетали. Ночами вскакивали с криком, как приснится им цыган вороватый, злой, с зубом золотым и в шапке лихо заломленной... – ой-вей!
Так оно и вышло: и зуб золотой на месте, и взгляд вороватый, и шапка заломлена. Только до сапогов фантазия не дотянулась – сапоги у цыгана были черные-черные, до блеску натертые дегтем и скрипу большого-пребольшого!
- Вол хрипит, а гусь гогочет, жид на рынок ехать хочет, – сходу заявил цыган и осклабился – зубом хвастанул.
Все промолчали и больше не оттого, что сказать нечего, а со страху.
- Гусь гогочет, вол хрипит, едет на телеге жид, – цыган немного перефразировал мысль и приподнялся на носочки: во-первых, посмотреть, что там в телеге, а во-вторых, большой сапожный скрип продемонстрировать.
Самуэль Гольденберг от переживаний потерял всю память... что-то отец говорил насчет цыгана, но кроме ужасного зуба из ночных кошмаров, ничего не припоминалось.
Два жида в телеге едут и везут гусей: ой-вей – ой-вей! – обрадовался цыган, увидав Ивана Никитича и Станислава Каролевича; им тоже зуб показал, чтоб знали с кем имеют дело.
«Да! – вспомнил Самуэль Гольденберг – цыгана словом не переговорить, наставлял отец: как встретишь его, доставай скрипку – цыгане до музыки повадливые».
Он толкнул локтем брата и показал глазами на футляр.
Цыган тем временем цыкал зубом и уже тянул лапищи, гусей пощупать.
То ли со страху, то ли отдавая отчет ситуации, мальчики заиграли так, как другой раз называют «кучеряво» – высоко-высоко, жалобно-жалобно... словно музыку в парикмахерской бигудями завили.
- Жид достанет свою скрипку, обдерет тебя как липку... – задумчиво сказал цыган; впрочем, руку остановил, не долез до гусей.
Достал из-за пазухи кларнет, продул холодный мундштук и вступил прямо поперек еврейских кучерявостей.
Тут уже и другие повозки стали догонять – много кто на рынок ехал. И давай люди всем народом с цыганско-еврейской склоки наслаждаться: «Давай! Давай! Обыграй его, Мойша! – кричат; а другие иначе – Ну-ко, Соломон, свали Будулая, хорош ему людей обкрадывать!».
- Раз карман, два карман, сумку расстегай-ко... Мойша-Мойша, ты болван – трям-тумбалалайка! – обиделся цыган и так зарычал в свой кларнет, что вороны с деревьев снялись.
Народ хохочет, цыгана поддразнивает, а мужики уж рукава закатывают – отлупить проныру; но тот ничего кругом себя не видит.
- Пейсами играет жид, он весь рынок рассмешит! – орет Будулай, размахивая кларнетом и приплясывая.
Но толку-то что? А ровным счетом ничего – народу вон сколько собралось! Теперь не то что телегу ограбить, теперь и живым попробуй уйти...
Как цыган опомнился, уже поздно было. Побили бедолагу, в снегу вываляли и прогнали прочь. А шапку свою, лихо заломленную, цыган потерял в суматохе.
Прав был отец про музыку, ой как прав!
https://www.youtube.com/watch?v=HIDspYuM_SA
Прозорливый Иероним Босх уже это изображал: едет телега, в ней гуси – Иван Никитич и Станислав Каролевич (ну, хорошо, пусть чудовище с дудкой и сова – прозорливость имеет свои границы), гном Варвара, Самуэль Гольденберг со Шмуйлей и ваш покорный слуга (да не смотрите вы картинку... поверьте на слово); во главе процессии два вола – Лопа и Попа. Про рыб двуногих и прочую гадость Босх от скуки навыдумывал, и ни в какую преисподнюю все это не движется; на рынок едем, в Лиможск: евреи гусей продавать, гуси продаваться, Варварино ремесло всем известно – тибрить, а я за компанию, так сказать, процессиальным летописцем (пускай такое существует, не убудет ни с языка, ни со всеядных ведомственных реестров: процессиальный летописец – печать, роспись и скудное жалованье).
И кого, спрашивается, не хватает? Того, кого не хватает, Самуэль Гольденберг и Шмуйле начали бояться еще дома, когда отец говорил:
- Упаси Господь вам цыгана встретить!
И оба они трепетали. Ночами вскакивали с криком, как приснится им цыган вороватый, злой, с зубом золотым и в шапке лихо заломленной... – ой-вей!
Так оно и вышло: и зуб золотой на месте, и взгляд вороватый, и шапка заломлена. Только до сапогов фантазия не дотянулась – сапоги у цыгана были черные-черные, до блеску натертые дегтем и скрипу большого-пребольшого!
- Вол хрипит, а гусь гогочет, жид на рынок ехать хочет, – сходу заявил цыган и осклабился – зубом хвастанул.
Все промолчали и больше не оттого, что сказать нечего, а со страху.
- Гусь гогочет, вол хрипит, едет на телеге жид, – цыган немного перефразировал мысль и приподнялся на носочки: во-первых, посмотреть, что там в телеге, а во-вторых, большой сапожный скрип продемонстрировать.
Самуэль Гольденберг от переживаний потерял всю память... что-то отец говорил насчет цыгана, но кроме ужасного зуба из ночных кошмаров, ничего не припоминалось.
Два жида в телеге едут и везут гусей: ой-вей – ой-вей! – обрадовался цыган, увидав Ивана Никитича и Станислава Каролевича; им тоже зуб показал, чтоб знали с кем имеют дело.
«Да! – вспомнил Самуэль Гольденберг – цыгана словом не переговорить, наставлял отец: как встретишь его, доставай скрипку – цыгане до музыки повадливые».
Он толкнул локтем брата и показал глазами на футляр.
Цыган тем временем цыкал зубом и уже тянул лапищи, гусей пощупать.
То ли со страху, то ли отдавая отчет ситуации, мальчики заиграли так, как другой раз называют «кучеряво» – высоко-высоко, жалобно-жалобно... словно музыку в парикмахерской бигудями завили.
- Жид достанет свою скрипку, обдерет тебя как липку... – задумчиво сказал цыган; впрочем, руку остановил, не долез до гусей.
Достал из-за пазухи кларнет, продул холодный мундштук и вступил прямо поперек еврейских кучерявостей.
Тут уже и другие повозки стали догонять – много кто на рынок ехал. И давай люди всем народом с цыганско-еврейской склоки наслаждаться: «Давай! Давай! Обыграй его, Мойша! – кричат; а другие иначе – Ну-ко, Соломон, свали Будулая, хорош ему людей обкрадывать!».
- Раз карман, два карман, сумку расстегай-ко... Мойша-Мойша, ты болван – трям-тумбалалайка! – обиделся цыган и так зарычал в свой кларнет, что вороны с деревьев снялись.
Народ хохочет, цыгана поддразнивает, а мужики уж рукава закатывают – отлупить проныру; но тот ничего кругом себя не видит.
- Пейсами играет жид, он весь рынок рассмешит! – орет Будулай, размахивая кларнетом и приплясывая.
Но толку-то что? А ровным счетом ничего – народу вон сколько собралось! Теперь не то что телегу ограбить, теперь и живым попробуй уйти...
Как цыган опомнился, уже поздно было. Побили бедолагу, в снегу вываляли и прогнали прочь. А шапку свою, лихо заломленную, цыган потерял в суматохе.
Прав был отец про музыку, ой как прав!
https://www.youtube.com/watch?v=HIDspYuM_SA
0
Comments (0)
