Банальности – трамваи мышления
03 january 2018, 17:38
«Массовая культура ведет к исчезновению личности, индивидуальности, к формированию массового человека, которым легче манипулировать», –
пишет Хосе Ортега-и-Гассет, и продолжает:
«Когда кому-то не нравится произведение искусства, именно поскольку оно понятно, этот человек чувствует свое "превосходство" над ним, и тогда раздражению нет места. Но когда вещь не нравится потому, что не все понятно, человек ощущает себя униженным, начинает смутно подозревать свою несостоятельность, неполноценность, которую стремится компенсировать возмущенным, яростным самоутверждением перед лицом произведения».
И еще пару цитат, чтобы мы хоть как-то утвердились в мире его философских представлений:
«Жизнь лишь тогда неподдельна, когда все в ней вызвано насущной и непреложной потребностью»;
«Жить как раз означает чувствовать себя гибнущим, только признание этой правды приводит к себе самому, помогает обрести свою подлинность, выбраться на твердую почву».
И, наконец, то, ради чего я столь неоднократно процитировал испанского философа:
«Банальности – трамваи мышления».
Просто прелесть! Представляется городок, в моем случае небольшой, – навряд ли чей-нибудь ум толкается в метро мегаполиса. Движенье вверх-вниз, театр, библиотека... шучу – кондитерская, разумеется! И трамвай. Он идет от порта, через набережную и в центр, где летом прячется в каштанах, а зимой красуется снегирем, надолго останавливаясь у церкви, пока не съест всех молящихся на остановке.
Но это лирика. А суть заметки в том, что искусство противопоставляет себя большей части человечества.
Так было всегда. Вспомните кроманьонцев, высмеивающих неспящего ночью товарища, изображающего на стене ногатую зебру; экстраполируем процесс на сегодняшний день и что мы видим? – жалкую кучку общающихся с Богом Homo sapiens'ов, зарабатывающих кусок ногатой зебры чем угодно, кроме плодов своего общения. Да, соглашусь, бывают такие Мамонтовы, вытягивающие Врубелей из нищеты. Но это точечные попадания и вероятность того, что это произойдет с нами, означенными sapiens'ами, исчезающе мала.
И здесь возникает сложный, хотя и вполне закономерный вопрос: Зачем sapiens, забывая свои заповеди – есть; есть разнообразнее, больше и вкуснее; а наевшись скопировать себя в максимальном количестве потомков – вдруг бросает все и приступает к творчеству?
А потому, что творчество у этих sapiens'ов вызвано «насущной и непреложной потребностью», – как сегодня уже сказал Хосе Ортега-и-Гассет.
Потому же и человек, уходящий в горы молиться, живет безлюдно десятилетия. Как объяснить его поведение социологическими законами? – никак. Так же и творчество. Это странная потребность, это высокогорный мир холодного одиночества, это вечно присутствующее желание остаться в какой-то связи с окружением, с публикой; и это страшная опасность поддаться благосклонно аплодирующему магниту массовой культуры и потерять себя.
И что тогда остается? – есть; есть разнообразнее, больше и вкуснее; а наевшись скопировать себя в максимальном количестве потомков... – но горизонты-то уже другие!
Про это хорошо сказал профессор Сергей Вячеславович Савельев:
«Посмотрите на судьбы великих ученых, мыслителей, философов – мало у кого хорошо сложилась жизнь. Это объясняется тем, что мы, как обезьяны, продолжаем конкурировать. Если среди нас появляется доминантная особь, ее надо немедленно ликвидировать – она же угрожает каждому лично. А поскольку посредственностей больше, любой талант должен быть или изгнан, или просто уничтожен».
Мы смотрим на трамвай мышления, нам хочется попасть в его банальность, прогретую дыханием толпы. Но его двери не так широки, чтобы втиснуться нам с мольбертом. И мы идем пешком, провожая его и останавливаясь на морозце, увидев то, что немедленно надо запечатлеть, пока кто-нибудь нечаянно не раздавит.
пишет Хосе Ортега-и-Гассет, и продолжает:
«Когда кому-то не нравится произведение искусства, именно поскольку оно понятно, этот человек чувствует свое "превосходство" над ним, и тогда раздражению нет места. Но когда вещь не нравится потому, что не все понятно, человек ощущает себя униженным, начинает смутно подозревать свою несостоятельность, неполноценность, которую стремится компенсировать возмущенным, яростным самоутверждением перед лицом произведения».
И еще пару цитат, чтобы мы хоть как-то утвердились в мире его философских представлений:
«Жизнь лишь тогда неподдельна, когда все в ней вызвано насущной и непреложной потребностью»;
«Жить как раз означает чувствовать себя гибнущим, только признание этой правды приводит к себе самому, помогает обрести свою подлинность, выбраться на твердую почву».
И, наконец, то, ради чего я столь неоднократно процитировал испанского философа:
«Банальности – трамваи мышления».
Просто прелесть! Представляется городок, в моем случае небольшой, – навряд ли чей-нибудь ум толкается в метро мегаполиса. Движенье вверх-вниз, театр, библиотека... шучу – кондитерская, разумеется! И трамвай. Он идет от порта, через набережную и в центр, где летом прячется в каштанах, а зимой красуется снегирем, надолго останавливаясь у церкви, пока не съест всех молящихся на остановке.
Но это лирика. А суть заметки в том, что искусство противопоставляет себя большей части человечества.
Так было всегда. Вспомните кроманьонцев, высмеивающих неспящего ночью товарища, изображающего на стене ногатую зебру; экстраполируем процесс на сегодняшний день и что мы видим? – жалкую кучку общающихся с Богом Homo sapiens'ов, зарабатывающих кусок ногатой зебры чем угодно, кроме плодов своего общения. Да, соглашусь, бывают такие Мамонтовы, вытягивающие Врубелей из нищеты. Но это точечные попадания и вероятность того, что это произойдет с нами, означенными sapiens'ами, исчезающе мала.
И здесь возникает сложный, хотя и вполне закономерный вопрос: Зачем sapiens, забывая свои заповеди – есть; есть разнообразнее, больше и вкуснее; а наевшись скопировать себя в максимальном количестве потомков – вдруг бросает все и приступает к творчеству?
А потому, что творчество у этих sapiens'ов вызвано «насущной и непреложной потребностью», – как сегодня уже сказал Хосе Ортега-и-Гассет.
Потому же и человек, уходящий в горы молиться, живет безлюдно десятилетия. Как объяснить его поведение социологическими законами? – никак. Так же и творчество. Это странная потребность, это высокогорный мир холодного одиночества, это вечно присутствующее желание остаться в какой-то связи с окружением, с публикой; и это страшная опасность поддаться благосклонно аплодирующему магниту массовой культуры и потерять себя.
И что тогда остается? – есть; есть разнообразнее, больше и вкуснее; а наевшись скопировать себя в максимальном количестве потомков... – но горизонты-то уже другие!
Про это хорошо сказал профессор Сергей Вячеславович Савельев:
«Посмотрите на судьбы великих ученых, мыслителей, философов – мало у кого хорошо сложилась жизнь. Это объясняется тем, что мы, как обезьяны, продолжаем конкурировать. Если среди нас появляется доминантная особь, ее надо немедленно ликвидировать – она же угрожает каждому лично. А поскольку посредственностей больше, любой талант должен быть или изгнан, или просто уничтожен».
Мы смотрим на трамвай мышления, нам хочется попасть в его банальность, прогретую дыханием толпы. Но его двери не так широки, чтобы втиснуться нам с мольбертом. И мы идем пешком, провожая его и останавливаясь на морозце, увидев то, что немедленно надо запечатлеть, пока кто-нибудь нечаянно не раздавит.
0
Comments (0)
